Личная библиотека Валерия Андреевича Плющева вызывает восхищение, а порой даже и зависть, и у тех, кто считает себя завзятым библиофилом, и просто у людей, имеющих живой, неподдельный интерес к книге, а главное, любящих ЧИТАТЬ. В будущем году этому удивительному собранию книг исполнится 55 лет – столько времени её владелец посвятил своему главному увлечению.

– Валерий Андреевич, в Кемерове, да и далеко за его пределами – чего греха таить – давно говорят о вашей библиотеке, как об одной из самых обширных и богатых во всем Кузбассе. А сами вы признаёте себя коллекционером?

– Если говорить о книгах и библиотеке, то нет. Понятие коллекционер носит какой-то западный подтекст. А вот собиратель – слово чисто российское. Я, конечно, ни в коей мере не ставлю себя на одну доску с такими столпами российского собирательства как Третьяковы или Мамонтовы, – а они в первую очередь были именно собирателями и только потом уже коллекционерами. Так вот я тоже себя всё-таки собирателем ощущаю. Вообще, когда речь заходит о книгах, то слово коллекционер по отношению к создателю библиотеки вовсе не применимо. Книги не коллекционируют. Собственную библиотеку именно собирают и формируют. Хотя, следует признать, что в рамках уже собранных библиотек могут существовать и отдельные книжные коллекции.

– То есть, вы предлагаете сразу разделить людей на тех, кто формирует библиотеки и тех, кто собирает коллекции чего-нибудь?

– Да, лучше сразу определиться в этих понятиях. Они будут справедливы и по отношению к книжным собраниям. Во-первых, все коллекции, которые, как я уже сказал, могут быть представлены и книжными сериями, имеют право на существование. И есть фанаты этого дела, чистые коллекционеры, которые ищут и добывают все изданные в той или иной серии книги. Многие даже ведут поиск вторых, третьих и последующих репринтных изданий. И вот, в результате собирается некая коллекция, которая автономно существует в этой свое «полноте», лишь пополняясь вновь вышедшими новинками. А её хозяин – коллекционер – удовлетворённо вдыхает запах своей победы, чувствуя, что он достиг своей окончательной святой цели.

В моей библиотеке ничего такого нет. Мне этого не нужного и ничего подобного я никогда не добивался. И даже если говорить о моём собрании миниатюрных книг, то и эти книги я не коллекционирую, а собираю, чтобы их читать. Между прочим, некоторые фанатики даже утверждают, что книги-миниатюры были придуманы именно для того, чтобы была возможность физически расширить размер коллекции, включив туда максимально возможное количество книг на единицу пространства. С этим я также не согласен.

– Тем не менее, книг-малюток в вашей библиотеке немало. Почему?

– Несколько лет назад, составляя каталог своих миниатюр, я насчитал 600 книг. За эти годы добавилось ещё несколько сот, но количество здесь для меня ровным счётом ничего не определяет. Просто есть такие малоформатные книги, которые я просто не могу не иметь в своей библиотеке. Приобретаю всё, что из изданий Пушкина удаётся достать, всё, что касается «Героя нашего времени» Лермонтова. Гоголя – все миниатюры без исключения, Булгакова – во всех изданиях, многих других любимых мною писателей. Объять всё это сегодня уже просто невозможно – ни по объёмным соображениям, ни по финансовым. Поэтому приобретаю только то, что необходимо, то, что обязательно буду читать. Это огромное удовольствие – взять с собой в очередную поездку миниатюру любимого писателя. Это очень удобно и приятно, несмотря на то, что те же произведения присутствуют в моей библиотеке в виде огромных фолиантов.

– Итак, размеры библиотеки велики, но не ясны, так как этот показатель не является главенствующим. Ну, а когда она начала появляться на свет? Собирал ли её кто-то из предшественников или вы – первый её собиратель и составитель?

– Моя библиотека родилась на свет, когда мне было пять лет – это совершенно точно. Незадолго до своего дня рождения я подошёл к маме и попросил её подарить мне на день рождения несколько книжек. Она мою просьбу выполнила, я потом очень долго хранил эти первые книги. Но самое интересное в том, что читать в то время ещё не умел. Но уже захотел иметь библиотеку. Так вот, читать самостоятельно я научился в семь лет, когда пошёл в школу, до этой поры мне читали книги мама или сестра. Зато писать я, как это ни покажется странным, уже умел – выучил, как визуально выглядят все буквы и мог «срисовать» любой текст, не понимая, что там написано. «Дар писательства» требовал срочного применения – в те же пять или шесть лет я написал свою первую рецензию. Дело было так. Сестра прочитала мне новую книжку. Это, как помню, был адаптированный для детей кусочек фадеевского «Разгрома» под названием «Метелица». Когда мы подошли к концу, я спросил, что это написано на задней обложке. А написано там было предложение к читателям присылать свои отзывы об это книге по адресу… И я захотел своё мнение туда непременно отправить. Рассказал сестре всё, что думаю по этому поводу. Она записала и отредактировала. А потом я этот текст переписал – точнее перерисовал – начисто. Письмо отправили в Москву. Естественно, никакого ответа я не получил, но факт этот мне хорошо запомнился. С тех пор вот я и пишу, видимо, это какая-то тяга жизненная у меня проявляется.

– Ну, а библиотека? Что, так и стала расти прямо с того момента?

– Да, постепенно стала расти. Сознательно собирать книги я стал уже в школе. Книги покупались без ограничений. Что-то потом дарилось друзьям, передавалось в госбиблиотеки. Что-то обменивалось – штука на штуку. Классе в пятом, когда книги перестали умещаться на моей этажерке, отец сделал мне собственные специальные полки – именно для моей библиотеки. На каждой книге, которая осмысленно зачислялась в состав этой библиотеки, я проставлял номер. Уже тогда там стали появляться настоящие раритеты. Помню, как в третьем классе я перечитывал «Путешествия Гулливера» Джонатана Свифта в издании «Академии» с иллюстрациями Жана Гранвиля. Имелось в библиотеке и подобное издание «Робинзона Крузо» Даниэля Дефо. Правда, тогда мы ещё не обращали внимания на сохранность книг, главными были текст и иллюстрации, но многие издания переходили из рук в руки и были изрядно потрёпаны. Но библиотека росла.

– Существуют ли лично для Вас какие-то правила составления библиотеки?

– Каждый сам определяет для себя цели построения собственной библиотеки. Я уже говорил, что есть просто сумасшедшие люди: они занимаются механическим накоплением книг, расставляют их в жёстком порядке, не читают сами, никому не дают и даже не показывают, опасаясь за эту сокровищницу. Я таких людей встречал, их немало, но смысла говорить о них я не вижу. А принцип построения библиотеки прост и естественен. Библиотека предназначена для чтения. Я полюбил читать сразу, как только выучился этому. И с тех пор читаю книги в ежедневном режиме. Обязательно читаю утром – до начала работы, а вечером – после работы. Читаю в дороге. В выходные дни на чтение тратится гораздо больше времени.

Зачем я это делаю? Вот говорят, что человек читает для того, чтобы больше знать. Может быть, и для этого. Но, наверное, у человека есть ещё и другая потребность – прожить за один и тот же период как можно больше жизней, чего в реальности ему, естественно, не дано. А литература и искусство помогают этих целей достичь – прожить прямо-таки колоссальное количество самых разных жизней. Вот задумайтесь: чем первобытный предок наш руководствовался, когда разрабатывал свои религиозные культы? Он оформлял религиозный быт под страхом смерти, создавая варианты продолжения своего существования после неё. А потом именно от религии – почему-то – отщепнулось искусство в целом, от которого позже отстала отдельная мощная ветвь – литература. А она в корне отличается от многих других видов искусства. Если в живописи или в театре создатели произведения показывают нам всё так, как видят именно они, то литература оставляет читателю огромный простор для собственного творчества, даёт возможность выстроить свой образ. И сколько читателей у данного произведения, столько существует и «изданий» данного романа – у каждого сложится своя картинка при чтении.

– Это можно отнести к потребности в сотворчестве с автором и построения некой ступенчатой, неравноразделяемой реальности?

– Прежде всего, это отражает потребность человека мыслить образами. Вот я очень люблю читать пьесы, где самому нужно выстраивать каждую картину. Повторюсь: это не театр, где вам сразу предлагается всё в таком виде, как это видят режиссер и художник. Создавать собственные образы – человеческая потребность. Лучшие возможности для этого даёт нам литература. А самый естественный и правильный способ иметь доступ к богатствам литературы – создание библиотек, моя библиотека для этого мне и служит. Даже перечитывая классику, ты всё равно выстраиваешь в этом процессе что-то новое и участвуешь как в сотворении этого мира и этой жизни, так и в проживании новых человеческих судеб. Вот главное, что дает нам литература. А получение знаний от чтения книг, развитие своих мозговых полушарий – это уже всё потом…

– «Скажи мне, что читаешь, и я скажу кто ты» – старая и довольно избитая поговорка. Насколько она соответствует действительности?

– По моей личной библиотеке, конечно, можно определить и мои личные пристрастия. Вот только изданий «Евгения Онегина» у меня больше дюжины. А ведь хочется иметь ещё больше! Они же все по-разному сделаны, снабжены разными предисловиями, примечаниями, комментариями, статьями, справочным аппаратом. То же касается практически всех литературных памятников – «Мёртвых душ» Гоголя, «Героя нашего времени» Лермонтова. И каждая новая находка – отдельное открытие. При этом я почти ничего специально не выискиваю, чаще всего приобретаю в букинистических и других книжных магазинах то, что нахожу на их полках. Хотя сознаюсь: некоторый список литературы, которую я ищу, у меня всё-таки есть, как и у каждого собирателя со стажем. Вот, например книги знаменитой серии «Академия», которая издавалась в советские годы. Принято считать, что у её истоков стоял Максим Горький, хотя я думаю, что самый большой вклад в её создание внёс Лев Каменев (потом его предисловия и статьи из этих книг вырывали). Так вот, там есть прямо-таки уникальные книги. Когда-то отыскал полный каталог этой серии и определил, что из неё для меня необходимо. Сейчас уже почти всё отыскал, это не так трудно, поскольку эти недешевые издания практически не выбрасывались, а сдавались в букинистические магазины.

– Какие же наиболее ценные находки были сделаны Вами?

– Так сразу и не скажешь, ведь много их. Ну, вот, одна из последних желанных находок – «Письма Рубенса» в переводе Анны Ахматовой 30-х годов. Или двухтомная «Переписка Ван Гога с братом Тео». Она существует и в новом издании, но мне нравится именно это – сама аура его ощутимо приятнее. Хотя фанатиком просто «старины», повторюсь, себя не считаю. Знаю любителей, которые не признают даже факсимильных переизданий, а собирают только подлинники. Но сам считаю, что некоторые переиздания, напротив, могут быть гораздо богаче за счёт включения новых материалов, касающихся истории создания книги, её автора или иллюстратора.

– Скорее всего, свои редкие книжные находки Вы совершаете не в Кемерове?

– Здесь я приобрёл очень немного книг. Во-первых, тут их очень мало. Во-вторых, если что и находится, то всё это гораздо дороже, чем где бы то ни было. В-третьих, единственный настоящий букинистический магазин в Кемерове прекратил своё существование, а другие меня не интересуют. В основном привожу книги из своих поездок – в Москву, Красноярск, Томск, Абакан. В этих городах у меня много друзей, с которыми я поддерживаю контакты. Не раз получал приглашение из Москвы вступить в Союз библиофилов, но после крушения КПСС я дал себе зарок не вступать ни в какие объединения. Так что – личные контакты и личный поиск, это всегда интересно.

– Вас интересовали судьбы знаменитых российских частных библиотек?

– Безусловно, это очень интересная тема. В России существовала знаменитая библиотека Ефремова. Я видел эти книги в продаже – они достаточно дорогие и имеют массу особенностей. Ефремовские тома имеют на переплёте букву «Е». А, кроме того, он вплетал в текст вырезки из журналов, касающиеся каждой книги, письма и автографы авторов, так что получались уникальные издания. Приходилось мне встречать – даже здесь, в Кемерове – отдельные книги из библиотек великих князей дома Романовых, книги с экслибрисами знаменитых российских дворянских семей. Некоторые есть и в моём собрании.

У каждой библиотеки своя судьба. Частные книжные коллекции или библиотеки, которые не находят новых собственников в числе наследников своих хозяев, обыкновенно расходятся по рукам. Это вполне закономерно, вот только процессы эти не всегда идут правильно. Очень часто крупные собрания редких книг передаются в государственные библиотеки, где книги буквально растворяются по разным фондам. И даже если в каждом томе есть экслибрис, собранная библиотека утрачивает своё значение как единое целое. Такая участь постигла даже знаменитую библиотеку Смирнова-Сокольского в Москве. Поэтому лучшим вариантом, на мой взгляд, является тот, когда библиотека вновь переходит в частные руки, как говорят, распыляется, но при этом становится частью новых неповторимых собраний.

Среди моих книг немало старых, в которые вклеен даже не один, а несколько экслибрисов. Это свидетельство того, что они переходили от одного владельца к другому и участвовали в формировании новых библиотек разного состава.

– Валерий Андреевич, Вы – создатель огромной собственной библиотеки, которой в будущем году исполнится 55 лет. Скажите, а сложилась у Вас, как у профессионального читателя, за это время своя система чтения?

– Никогда у меня этой системы не было, хотя я постоянно пытался её создать. Вся моя читательская жизнь протекает в поиске наиболее интересных, значительных, серьёзных и даже великих произведений. На какое-то время я могу погрузиться в очередного автора, стремясь его всего перечитать, освоить, перелопатить. На этом опыте я составил – для себя – список из 100 наиболее значительных книг, которые оказали на меня самое значительное влияние. И к 50-летию своей библиотеки я специально сделал публикацию в одном из журналов, где этот список привёл. Он привлёк внимание, а многие отнеслись к нему достаточно критично, и это хорошо – каждый сам для себя определяет «свои» книги. Но я работал над этим подробно и очень честно, этот список открывается книгами, с которыми я знакомился ещё в детстве. Считать ли это основой какой-то системы чтения – судите сами.

– А легко ли сегодня быть собирателем книг?

– Нынешнее время я вообще оцениваю, как нечто, напоминающее «Серебряный век» русской литературы. То, что началось у нас в стране в конце XX – начале XXI веков – явный его аналог, не получивший пока собственного названия. Посмотрите, сколько сейчас издается авторов и названий – как зарубежных, так и отечественных! И это всё доступно для читателя. Лишь только работай, зарабатывай, приобретай, изучай, наслаждайся!

При всём этом пресса полна публикациями о том, что наша литература сейчас в упадке. Но я вспоминаю мнения критиков, которые в период «Серебряного века» утверждали примерно то же самое. А ещё раньше, в «Золотой век» говорили о кошмарной ситуации и ужасном падении уровня литературы – это в век Пушкина, Лермонтова, Гоголя! Сейчас опять говорят, что наша литература разложилась и её практически не существует. А она на самом деле существует. И будет существовать! Даже когда знакомишься с отдельными произведениями лауреатов современных литературных конкурсов, понимаешь, что русская литература уже вышла из недолгого кризиса, из состояния транса во время некоего «переходного периода». И уже изданы и продолжают выходить очень любопытные произведения. А уж читаются они или не читаются – это вопрос не к критикам, не ко мне и не к моей библиотеке, которая сегодня, на радость мне, пополняется новыми российскими авторами, некоторые из которых имеют все шансы стать писателями-классиками.